Сигнал о «пожаре» услышан через 82 года

Возвращены «Большие пожары», потерянный роман 1927 года. Среди авторов этого коллективного литературного предприятия Александр Грин, Исаак Бабель, Михаил Зощенко, Алексей Толстой, Вениамин Каверин. Собрал писателей разного возраста, разных литературных дарований и разной степени официозности Михаил Кольцов.

Роман печатался в журнале «Огонек», а затем был забыт. Теперь девиз «Большие пожары» позади, великие пожары -- впереди» вспомнили вновь.

Бригада литераторов

Эта книга окружена загадками. Одна из них -- почему никто из 25 авторов не оставил воспоминаний о «Больших пожарах», во всяком случае, в новом издании о таких свидетельствах не говорится.

Еще один вопрос, вполне практический: станут ли «Большие пожары» событием для современного читателя или по-прежнему будут представлять интерес только для историков литературы? Издатели явно делали ставку на обычную публику, а не на историков. Иначе они, наверное, постарались бы сделать академическое издание, с комментариями и развернутыми справками обо всех авторах. Не были воспроизведены и оригинальные иллюстрации, а художников тоже было несколько, и среди них брат Михаила Кольцова, карикатурист Борис Ефимов. Возможно, все издательские силы ушли на урегулирование вопросов правообладания, ведь опять же договариваться пришлось с двумя десятками наследников. В пользу немузейного подхода к роману говорит уже список авторов. И хотя понимаешь, что текст, написанный по коллективному принципу «то лапы ломит, то хвост отваливается», не обязательно выигрывает от увеличения числа участников, но надежда на 25-кратное удовольствие остается.

Первый поджигатель

Затея Михаила Кольцова была именно журнальной: публикация продолжалась целый год. Причем в финале «Больших пожаров» авторы весьма иронически отзываются о подозрительно аккуратном читателе, у которого «дома обнаруживаются все номера журнала, в которых печатается роман». С гораздо большим доверием Кольцов относился ко всяческой критике, которую он смело ввел в текст, тем самым, вполне в духе времени, обнажив прием создания коллективного романа.

Разногласия между куратором и авторами начались с первой же главы. Дальновидный Кольцов начал с мастера сюжетостроения Александра Грина. Для жившего в Феодосии и испытывавшего трудности с публикациями писателя такое столичное предложение было еще и попыткой возвращения под сень официальной литературы. Зачин о том, как в городе Златогорске началась серия поджогов и как судебный чиновник Варвий Мигунов делится с журналистом Берлогой документами о сходных пожарах, которые уже случались здесь в 1905 году, действительно получился очень неплохим. Но Грин был недоволен редактурой Кольцова, переделавшего имена героев, а романтичный Сан-Риоль сменившего на Златогорск. Впрочем, Грин не предполагал, сколько всего еще случится с придуманным им городом и его обитателями.

Эстафета сочинителей

Коллеги населили героями местный сумасшедший дом, пожарную часть и воровскую малину. Появились инженер и проститутка, пионер и миллионер, двойники и самозванцы. Алексей Новиков-Прибой сделал Златогорск портовым городом. Михаил Зощенко раскрасил диалоги горожан. Но больше всех преуспел в раскованном повествовании Исаак Бабель: еще в середине романа нарушил некоторую монотонность, украсив его едкой пародией. Местную фам фаталь он превратил в смешную жеманницу: «Она объявила себя невинной и стала убеждать старика в том, что ему следует терзаться высшим сладострастием -- сладострастием неутоления». Бабель еще умудрился передать привет в будущее: «Внезапно Дина уехала в Армавир сниматься в драме-утопии, действие которой происходит в 2000 году в стране, чудовищно индустриализованной». Главное, что все же про таинственных бабочек, предвестниц пожаров, выстроившиеся в очередь авторы не забыли. Именно бабочки стали в романе тем, что именуется сквозным мотивом. Пожар, хоть и успешно потушенный, прозвучал как мрачное предупреждение, в том числе и предчувствие трагической участи, которая ждала многих из ключевых авторов этого романа.

Спрос на коллективный пафос

«Большие пожары» не обошлись без финальной морали и пафосных призывов, от которых современный читатель уже отвык. Впрочем, мораль насчет пожаров в романе и жизни оказалась выполнена не без изящества. А на тогдашний пафос сейчас как раз вновь спрос. И «Книжный клуб 36,6» отнюдь не единственное издательство, настроившееся на волну архивных советских публикаций. В предисловии писатель Дмитрий Быков, перед тем как набросать остроумный план гипотетического проекта с участием Сорокина-Петрушевской-Маканина-Кабакова, вспоминает еще об одном забытом образце коллективного творчества 1960-х -- романе «Смеется тот, кто смеется». Возможно, вскоре переиздадут и его. Пускай нам далеко не всегда предлагают перечитывать именно лучшие образцы тогдашней прозы, но мы готовы подумать о тогдашних писателях второго ряда лучше. Ведь и они тоже по-своему льстили нам, уверенные, что мы в своих 2000-х будем жить в «чудовищно» индустриализированной и прогрессивной стране.