Ратманский разделался с иллюзиями

Из романтического Парижа – в голодный Питер и сытую Москву. В Большом театре состоялась мировая премьера балета «Утраченные иллюзии» в хореографии Алексея Ратманского. Музыку театр заказал несколько лет назад Леониду Десятникову.

Питерские «Иллюзии»

Балет «Утраченные иллюзии» базируется на либретто по сильно переработанному одноименному роману Бальзака. Его постановка уже однажды была осуществлена в 1936 году в ленинградском Кировском театре. Над спектаклем трудились корифеи отечественной сцены – балетмейстер Ростислав Захаров, композитор Борис Асафьев, художник Владимир Дмитриев, за пультом стоял великий дирижер Евгений Мравинский. В роли Корали блистали ведущие советские балерины – Галина Уланова и Наталья Дудинская. Ее соперницу, резвушку Флорину танцевала Татьяна Вячеслова. В роли Люсьена выходил главный «принц» театра Константин Сергеев, а в роли Премьера Парижской оперы, второго важного персонажа балета -- неистовый грузин Вахтанг Чабукиани. В этом звездном наборе самым слабым звеном была музыка Асафьева.

Балетмейстер Захаров талантливо сочинял драмбалеты, был и создателем, и вдохновителем этого жанра в СССР. Творил он легко, быстро и в любом объеме, какой бы пышной ни была партитура. Балеты получались немыслимо длинными, хотя, конечно, не такими, как в императорские времена, когда можно было приехать в половине одиннадцатого, аккурат к любимой пасторали.

Сюжет Бальзака в «Утраченных иллюзиях» переделан так, что получился балет о балете. В оригинале бальзаковский герой Люсьен мечтал стать великим поэтом, а стал продажным, но блестящим журналистом. Либреттист сохранил имена героев, идею утраченных иллюзий, используя это сочетание слов по своему усмотрению, а также время действия. В романе -- это двадцатые годы XIX века. Горячая для балета пора – балерина Мария Тальони становится законодательницей романтической моды в Европе. Вот-вот на сцене Парижской оперы состоится премьера балета ее отца Филиппо Тальони «Сильфида» (1832). А из Австрии в Париж едет главная соперница Марии -- Фанни Эльслер, мастерица зажигательных испанских па. В балете история бальзаковских актрис Корали и Флорины трансформировалась в спор великих танцовщиц. Примерно в это же время в Париже работал один из самых трепетных композиторов-романтиков Фредерик Шопен. Вот Дмитриев и превратил героя из журналиста в композитора. Люсьен бросает преданную ему и искусству романтическую Корали-Тальони, для которой он написал балет «Сильфида», и кидается в объятья другой, земной и легкомысленной Флорины-Эльслер. Ну а той был нужен только собственный бенефис. Корали едва не сходит от горя с ума. Разочарованный и разбитый Люсьен сперва идет топиться в Сену, потом, струсив, хочет добиться прощения у Корали, но обнаруживает пустую квартиру.

У превращения литературной истории в балетную есть одно важное оправдание. Дело в том, что балет «Сильфида», кусочек которого присутствует в «Утраченных иллюзиях» как часть действия, советскому зрителю был неизвестен, так как вместе с другими шедеврами романтического театра выпал из репертуара. А Ростислав Захаров хоть и слыл «Сталиным» тогдашнего балетного театра, был не чужд романтики и с удовольствием восстановил несколько сцен из «Сильфиды» для Галины Улановой.

Московские «Иллюзии»

Ратманский уже несколько лет не служит в Большом театре, что позволяет ему чувствовать себя раскованно. Он востребован в мире – от Нью-Йорка до Парижа, где в сентябре 2011 года его новой постановкой откроется сезон. У хореографа очень сложные отношения с драмбалетом -- от преклонения до презрения и издевательства. Он захотел пережить чувства балетмейстеров советской эпохи, которые делали спектакли на специально написанную музыку. С Десятниковым у него уже был счастливый опыт в виде «Русских сезонов» и «Вываливающихся старух». Это была не совсем новая и не совсем специальная балетная музыка, но, тем не менее, композитор и хореограф работали в тесном контакте. В «Иллюзиях» Десятников стал тем соавтором, который идеально подходит Ратманскому. Эксклюзивная музыка -- это первое. Второе – игры с драмбалетом, чья природа продолжает волновать хореографа. И третье – иллюзии художника, поэта, музыканта, его отношение к творчеству, самому себе, к цеху, к толпе зевак, к прессе. Интерес к третьему -- знак зрелости художника. «Утраченные иллюзии» для Ратманского – это одновременно и поэтическое, и политическое высказывание, нужное больше ему самому, чем зрителю.

Ратманский в основном неукоснительно следовал старому либретто. Беззвучный шелковый занавес старомодно, как в «Ромео и Джульетте» Лавровского, отделяет картины друг от друга. Сценография и костюмы Жерома Каплана отсылают к необычному иллюзорному Парижу, недостижимому и желанному для ленинградцев тридцатых.

Герои ходульны. Они должны быть лишь марионетками. Правда, артисты Большого в силу своих драматических амбиций отказываются подчиняться и играют с распахнутым сердцем. Среди ярких удач: нежная Корали Нины Капцовой; франт Камюзо Егора Симачова, прыгнувшего в «Утраченные иллюзии» прямиком из Гоголя; Флорина Анастасии Меськовой с манерами провинциальной дивы; смешной балетмейстер Парижской оперы получился у Дениса Медведева. Люсьен Андрея Меркурьева – неплох драматически, но физическая форма уже сходящего по возрасту артиста оставляет желать лучшего. Кружевная вязь его па, сочиненных Ратманским, требует более техничного и молодого исполнителя. Зато Премьер – чванливый и недалекий танцовщик в исполнении юного, но самого интересного и талантливого артиста сегодняшнего Большого Артема Овчаренко – явный герой спектакля.

Хореография выполнена в лучших традициях Ратманского – много мелких коленных движений, рискованных обводок, быстрых прыжков, скромных поддержек и шутливой беготни. Сначала кажется, что хореограф решил простить драмбалету его многословность и примириться с ним – спектакль начинается с входов-выходов разных героев, со стояния персонажей подолгу на месте, с пантомимы. Но через пятнадцать минут появляется едкий стеб – репетирующие балет «Сильфида» балерины начинают то утреннюю гимнастику делать, то свинговать, то чуть ли не хип-хопом заниматься. Так Ратманский разделывается с длиннотами старинного театра. Зритель перемещается то в голодный Ленинград, то возвращается назад в сытую Москву, проносясь над романтическим Парижем Бальзака. Чуткий музыкант Десятников понял замысел Ратманского лучше других, и его партитура работает на «Утраченные иллюзии» безотказно.