Локомотив будущего везет в эпоху футуризма

В галерею ПРОУН, что на «Винзаводе», прибыл «Кудымкор -- локомотив будущего». Выставочный проект, посвященный творчеству малоизвестного уральского футуриста Петра Субботина-Пермяка и его сподвижников, прибыл из Пермской художественной галереи, где он демонстрировался минувшим летом.

Были и небылицы об уральском футуристе, или Уральский сказ московских кураторов, или Пермский поезд с московскими арт-проводниками.

Хотя состав сформирован уральскими музейщиками, проводники в нем московские -- куратор Екатерина Деготь и художник-оформитель Леонид Тишков, которые по мере сил старались развлечь «пассажиров» -- зрителей.

Фирменный поезд села Кудымкор

Начать с того, что такого фирменного поезда в селе Кудымкор (по нынешнему статусу город Кудымкар) никогда не видели, поскольку как не было там железной дороги, так и нет. Зато там имеется Коми-Пермяцкий краеведческий музей имени Петра Субботина-Пермяка с коллекцией этнографических экспонатов и с подборкой работ этого местного футуриста, энтузиаста, организатора краевой сети художественно-технических мастерских и школы современного творчества. А вот уже в 200 км от Кудымкара -- Пермь, где произведений Субботина гораздо больше. Тем не менее явленный в названии выставки образ революционного движителя в приложении к лихорадочной деятельности авангардиста-просветителя, сгоревшего-таки на работе и в конце концов задушенного чахоткой, вполне правомерен. При этом главное в проекте -- особо не разгоняться, чтобы состав не пошел под откос откровенной фикции.

Из спального -- в общий

Коль скоро в названии заявлен локомотив, то, видимо, есть все основания рассматривать и саму выставку как некий поезд жизни Петра Субботина-Пермяка. Первый вагон -- «спальный», если так можно сказать, с купе первого класса. Речь идет о молодых годах художника. Выученик московской Строгановки тогда по-символистски, а точнее по-рериховски, грезил язычеством, писал перунов, а заодно и барышень эпохи модерн, и нарядных воронежских баб.

Потом пришел гегемон, которому потребовалось оформить революционные празднества. Субботин, выходец из народа, с головой ушел в эту работу. От того времени сохранилась масса тетрадных листков с эскизами плакатов, панно и транспарантов, которые теперь ковром покрывают одну из стен галереи. Вполне понятно, что в революционный период пришлось перейти в другой вагон -- так сказать, в «общий». Субботин воспринял это как должное, а своим долгом посчитал вернуться в родной Кудымкор, чтобы, как Данко, принести свет революции и авангарда односельчанам. Из этих благородных побуждений он, подобно тому, что делали Шагал и Малевич в Витебске, организовал художественно-технические мастерские в Перми, Кунгуре и, конечно, в Кудымкоре. Открывал перед селянами богатства коми-пермяцкого фольклора, заново учил их росписям и набойкам тканей, но при этом хотел, чтобы они писали не хуже итальянских футуристов или московских «бубновых валетов». А потому ставил свой мольберт в гуще подопечных, показывал им, как нужно дробить форму, обрушивал на них тезисы из скомпилированного им же трактата «Приемы и системы нового искусства». Сталкиваясь с непониманием начальства и некоторых учеников, он поверял свое раздражение дневникам и письмам. Страдая от косности окружения, а более всего от туберкулеза, художник скоропостижно скончался в 1923 году, а некоторые его ученики потом угодили в товарные вагоны. Свои похороны Субботин, как настоящий авангардист, спланировал заранее, пожелав, чтобы в последний путь его проводили под гармошку и с песнями. Так и случилось.

Между Лениным и Малевичем

В общем-то, это обычная история о провинциальном апостоле авангардного искусства, которую могут поведать хоть в Казани, хоть в Витебске, хоть в Самаре. Главное -- как рассказать. У куратора и оформителя выставки состав так трясет и подпрыгивает, что в художественном багаже Субботина кое-что перемешалось. Интимные, исповедальные записи одержимого новым искусством преподавателя типа «Поступать в мастерские могут положительно все, даже неграмотные» или «Я собираюсь работать, писать, и так много-много мыслей у меня, но нет времени» оказались вынесенными на кумачовые растяжки. Выходит, что локомотив привез не провинциала-футуриста, а столичного концептуалиста. И даже более того -- вымышленного художника вроде кабаковского персонажа «авангардиста Розенталя», если вчитаться и всмотреться в тексты и рисунки выставленной книги комиксов Леонида Тишкова «Художник Петр Субботин-Пермяк». Рассматривать эти картинки с подписями так же занятно, как перечитывать некоторые страницы булгаковского «Театрального романа», где речь идет о главреже «Независимого театра» Аристархе Платоновиче, представлявшемся приятелем не только Маяковского и Толстого, но даже и Гоголя. Так и Тишков, как новоявленный Вазари, плетет узор баек, из которых следует, что Субботин внимал Ленину и Малевичу, жал руку Маяковскому и Луначарскому (во что еще можно поверить) и периодически имел видения: архангел Михаил над селом Кудымкор, а потом и своего рода Небесный Иерусалим в виде конструктивистского города Кудымкара. Возможно, тут сказалась не только фантазия Тишкова. Сам Пермский край удивительно богат сказочными реалиями. Например, Субботина похоронили в Перми на Егошинском кладбище у слияния речек Егошиха и Стикс. И этот самый Стикс тут не мифологическая выдумка, а природная реальность.