Античный Рим накрылся шифером

Эта премьера Театра наций неизбежно станет одним из главных событий сезона. Эймунтас Някрошюс поставил пьесу Альбера Камю. Цезаря Калигулу играет Евгений Миронов.

От Лопахина до Калигулы

Говорят, о Калигуле Миронов и Някрошюс думали еще в 2003-м, во время репетиций «Вишневого сада» -- то была первая работа знаменитого литовца с русскими артистами. Эпитет «знаменитый» -- не красивое словцо, а констатация факта. 58-летний Эймунтас Някрошюс -- самый выдающийся режиссер, появившийся на постсоветском пространстве за последние десятилетия.

Учившийся режиссуре у Андрея Гончарова в ГИТИСе, но всю жизнь работающий в Литве, Някрошюс подарил театру, быть может, самые тонкие трактовки сюжетов Пушкина, Гоголя и Чехова. Это режиссер-философ, в спектаклях которого каждый предмет способен к мгновенным превращениям, а тайная суть происходящего может передаваться с помощью детской игры. Он был и остается одним из главных кумиров и для российской публики, и для наших артистов.

Как корабль обрастает ракушками, так и актер – штампами. Репетировать с Някрошюсом – значит, согласиться на то, что по тебе пройдутся наждачной бумагой, безжалостно сдирающей все актерские клише, манеры и приспособления. Две недели репетиции шли в Вильнюсе и полтора месяца – в зале Дворца на Яузе (там и сыграли премьеру, поскольку ремонт в помещении Театра наций еще не закончен). О результате судить рановато – такие масштабные «полотна», как «Калигула», обычно дозревают после премьеры. Но уже сегодня можно сказать, что таких Евгения Миронова, Игоря Гордина (слуга Геликон), Алексея Девотченко (литератор Керея) и Марию Миронову (Цезония) мы еще не видели. Их не сразу узнаешь, хотя никакого особого грима в спектакле нет. Костюмы, созданные женой и постоянным соавтором Някрошюса художницей Надеждой Гультяевой, лишь едва намекают на античность. Как и декорации их сына Марюса Някрошюса, соорудившего на сцене копию триумфальной арки из листов шифера, а рядом с ней тоже из шифера сложенную собачью будку. Все перемешано в этом «древнем» Риме: триумф и провал, коварство и преданность. Как перемешаны в самом Калигуле любовь к искусству и бессмысленная жестокость, страстный порыв к свободе и неудержимое стремление к насилию.

«Править, значит, воровать, -- изрекает Калигула. -- Это можно делать по-разному, но я хочу воровать открыто. Все мои подданные виновны в одинаковой степени, потому казнить я буду в порядке свободного списка».

Если выпало в империи родиться

В описаниях этого императора древние историки расходятся: одинокий юноша, тронувшийся умом после смерти сестры, знаток искусства, покровитель поэтов и кровавый сумасброд, обожавший театрализовать свои злодейства.

Пьесу «Калигула» Альбер Камю написал в 1938-м. Ее главный герой, конечно же, получил черты тогдашних великих диктаторов. Остальные персонажи пьесы походят на марионеток (в ремарках к некоторым сценам Камю указывает, что их могут разыгрывать не люди, а куклы). Они изо всех сил подыгрывают тирану, но втайне плетут заговоры, то и дело признаваясь друг другу, что чувствуют в самих себе черты Калигулы. Конечно, в 1945-м, когда пьеса была впервые поставлена, она воспринималась совсем иначе, чем сегодня.

Калигулу в новом спектакле то и дело кидает в крайности, но во всех своих прихотях он театрален до кончиков ногтей. Никак не разобрать, каков он на самом деле – тонкий игрок, лишь прикидывающийся изувером, или изувер, не лишенный природного артистизма. Взгляд исподлобья, чубчик, гладко зачесанный вниз – вылитый Гитлер, только без усов. Чубчик вверх, удивленно распахнутые глаза – современный панк, вдохновенно рассуждающий об искусстве.

Никаких прямых политических аллюзий в спектакле нет, но он, конечно же, не только о талантливом парне, ошибочно полагавшем насилие путем к свободе и зашедшем в тупик. Скорее, о том «зараженном» поле, которое окружает любого тирана и губит всех без разбора. Самое ценное в этой новой, еще не полностью сложившейся постановке Някрошюса – это сочувствие к юности, мечущейся в поисках себя. За малым исключением все актеры, как и их герои, молоды. Каждый стоит перед выбором, и каждого жизнь корежит по-своему. Кто-то, как Цезония, становится сообщником Калигулы – и жестокость испепеляет не только душу, но даже внешний облик. Впрочем, как уже было сказано, сохранить себя здесь не дано никому: ни сторонникам тирана, ни его противникам. К финалу не стал частью безликой толпы убийц, вооруженных поблескивающими, как клинки, осколками зеркала, лишь юноша Сципион (отличная работа Евгения Ткачука), до хрипоты отстаивающий свое право не участвовать в заговоре и спешащий из Рима прочь. В общем, все как в «Письмах римскому другу» Бродского: «Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции, у моря».