Москва
3 мая ‘24
Пятница

МНЕНИЯ INFOX.RU

Проект «Я помню» - уникальный сборник свидетельств ветеранов и участников Великой Отечественной войны.

Воспоминания о великой Победе. Михин Петр Алексеевич

Для объективного изучения истории Великой Отечественной Войны необходимо использование как можно более широкого спектра источников. Одним из них являются устные свидетельства тех, кто приложил все усилия для достижения Победы.

«Инфокс» совместно с порталом «Я помню» запускает проект, приуроченный ко Дню Победы. Мы публикуем воспоминания ветеранов, чтобы лучше понять феномен Победы и того поколения, которое ее добыло.

Михин Петр Алексеевич родился 2 марта 1921 года в Воронежской области. Командир дивизиона 1028-го артиллерийского полка 52-й стрелковой дивизии. После войны окончив институт, много лет преподавал математику в Курском Суворовском училище, затем возглавлял областной институт усовершенствования учителей.

Помню, я ждал открытия Второго фронта в июне 1944 года. Так нам хотелось, чтобы открыли Второй фронт, может быть, нам полегче будет. Мы тогда плацдарм на Днестре обороняли, а немец старался нас столкнуть в воду, занять плацдарм. Из последних сил держимся! Нет никакой больше возможности воевать, такая усталость.

Всё же очередной бой выиграли, атаку отбили. Я вовремя поставил батарею сзади пехоты на открытую позицию. Пушки хорошо замаскировали, и, когда пошли танки, батарея неожиданно по ним ударила, побила их, остальные побежали назад, отступили, — и мы бой выиграли. Но обстрел был такой ... , окопы все порушены, пилотку я потерял, все в грязи, оборванные. Такое состояние и такой вид!..

Когда все это закончилось, мы малость пришли в себя, перевязали раненых, восстановили связь. Я поставил батарею в укрытие, и тогда залез в блиндажик, чтобы передохнуть, распахнулся. Смотрю, просовывается ко мне командир стрелкового батальона Морозов. Ему лет 30 тогда было: «Что ты дрыхнешь?». Я говорю: «Дело сделали, немцев отбили» — «Пойдем, я хочу твоих артиллеристов поблагодарить, они спасли положение. Какой ты молодец: студент, а соображает!» — «Ну, пойдем».

Сначала мы шли по ходу сообщения, потом он закончился. Мы с ним выпрыгнули и идем по лугу, по цветущим красным макам... Бессарабия. Идем с ним, и он рассказывает: «Помню, как мы с отцом сено косили, как жаворонка в траве поймали...». Немцы видят, — идут двое во весь рост, нахалы. Один снаряд разорвался, другой, третий летит. Я упал. Снаряд разорвался, осколки пролетели, я поднимаю голову: где комбат, живой или нет. Я его ищу лежащим, а он стоит, руки назад, ухмыляется. Я говорю: «Ты чего?» — «Смотрю как ты решил выжить». Это же оскорбление! Я поднимаюсь: «Ну что, пошли?». И мы с ним идем.

Немец нас пристрелял, перешел на поражение. Уже полетели 24 снаряда. А мы с ним идем спокойно. Снаряды рвутся, дым, пыль, осколки летят. А мы с ним идем. Ему только пробило осколком пилотку. Меня ни один осколок не коснулся. А солдаты... Огневики смотрят на нас из окопа и кричат нам: «Товарищи капитаны, ложись!». А мы идем. Когда впрыгнули в окопы, сели на землю, сидим. Пот ручьями льется, конечно, страшно было. Я снимаю пилотку, вытираю пот, и он то же самое.

Солдаты пожилые, лет по 45, говорят нам: «Товарищи капитаны, как вам не стыдно подставляться? Вас же могли убить!». Я ему тоже сказал: «Дураки мы с тобой, подставлялись». И вот этот Морозов, боевой офицер, — и вдруг сжал кулаки, из глаз брызнули слезы, и он как закричит: «Я больше не могу!!!» Так жалобно и по-детски... Я никогда в жизни больше такого не слышал. Конечно, я тоже был в таком состоянии, но так кричать не мог, потому что кругом были мои солдаты. А его солдат не было, и вот он себе такое позволил. Солдаты видят, что у нас такое состояние, притихли, расползлись. Мы немножко успокоились, и я говорю: «Ну что, поползли обратно, подставляться уже не будем».

Пришли каждый к себе. Генерал вызывает, командир дивизии: «Михин, чтобы через полчаса был у меня». Видимо ему доложили по линии особого отдела или по линии политотдела. Я говорю: «Слушаюсь». Сначала ползком, а потом перебежками, а потом, за бугром, в полный рост (там ближе к берегу были блиндажи генералов) я встал, пришел и докладываю: «Командир 1-го дивизиона...». Он меня, как начал матюкать и ругать! «Ты чего там подставляешься?» Ему, во-первых, не хочется, чтобы меня убило, потому что я нужный человек на войне. А, с другой стороны, зло, что я себе это позволил. Я говорю: «В чем я виноват?» — «Почему вы так шли с Морозовым?» — «А что, мы должны кланяться каждому снаряду?». Я, конечно, неправ был. Он еще нас наругал: «Судить вас будем, в военный трибунал за то, что вы подставляетесь!» — «Разрешите идти?» — «Иди». Но потом говорит: «Подожди. У меня есть путевка в Одессу. Там открыли санаторий для офицеров для отдыха. Я даю тебе эту путевку на 10 дней». Я не верю, беру эту путевку, и пошел.

Прихожу к себе в блиндаж. Думаю, надо Морозову сказать, что я путевку получил. Попросил ординарца узнать. Морозов на месте, он у себя в блиндаже. Поднимаюсь к нему в блиндаж и рассказываю ему: «Меня вызывал генерал». Он смеется: «И меня вызывал. И тоже дал путевку». Поодиночке вызывали. И мы с ним вдвоем отправились до Одессы: туда ходил временный состав, подвозил боеприпасы. Мы с ним сели на этот поезд, нашли санаторий. Там были одни мужчины, офицеры. Причем, больше штабы, политотделы. Редко, кто с передовой получил такую путевку. Они там между собой делили, и все. Его же надо кем-то заменить, если взять с передовой: а это, значит, своего послать на передовую, это опасно. Поэтому воюет и воюет: пусть воюет, пока не убьет или не ранит.

***

Портал «Я помню» — это уникальный сборник свидетельств ветеранов и участников Великой Отечественной войны. За почти 20 лет существования проекта командой проекта было опубликовано более двух с половиной тысяч интервью с участниками самого кровавого конфликта 20-го века. Общение со свидетелями гигантского исторического события, изменившего жизнь всего населения планеты позволило создать его мозаичное полотно, дополнить хранящиеся в архивах сухие документы живой эмоцией.

Полная версия