Александр Аузан: Накопление социального капитала предшествует технологическому скачку
Недавно в интервью «Новой газете» Вы заявили о том, что ВУЗы, если говорить о профессиональных стандартах, готовят специалистов к вчерашней ситуации, к вчерашним профессиям. Получается, что подготовки к инновационной цифровой экономике, ни образование, ни инфраструктура рынка фактически не производят?
Это не совсем так. Если мы работаем на спрос, то надо учитывать, что спрос-то рождается из действующей структуры экономики, которая вполне может быть отсталой, а если она еще и в значительной степени изолирована от мировой (а с нашей экономикой это так), и не очень конкурентна, то этот спрос - инерционный. Поэтому вроде бы правильная на первый взгляд деловая постановка «давайте будем ориентироваться на спрос» оборачивается негодным лозунгом «давайте двигаться обратно к экономике ХХ века», потому что та экономика, которую мы имеем - это экономика ХХ века.
Означает ли это, что нет способа движения вперед? Он есть, более того, он возможен. Я могу привести примеры с образованием, например, у нас на экономическом факультете МГУ. Мы, например, сделали первую в России магистерскую программу совместно с биологическим факультетом – менеджмент биотехнологий, а через год - еще одну междисциплинарную программу - по когнитивной экономике - с психологическим факультетом. Нобелевская премия этого года досталась Роберту Тайлеру за поведенческую экономику, но мы в эту сторону ринулись в исследованиях лет 7-8 тому назад, а в образовании уже третий год идем этим путем.
Представляется, что точки будущего именно здесь - на стыке наук и факультетов, и у этих точек пока нет названия. Если появилось название – это признак того, что это уже не очень ново. Как назвать специалиста в области когнитивной экономики, кто он - эконопсихолог, психоэкономист? А аналитик больших данных – кто? Бигдатист? Бигдатер? Слово не придумано. Как только появляется модное слово, значит, вы уже опоздали.
Другое дело, что действовать приходится во многом на чутье и на интуиции, получится такая работа на стыке или не получится - это венчур. Венчур - потому что это, помимо прочего, еще и столкновение субкультур. Если, скажем, вы зайдете на экономический факультет МГУ, а потом пересечете кампус и зайдете на биологический факультет МГУ, вы обнаружите, что люди на факультетах разные, экономисты отличаются от биологов. Мы, по существу ,начинаем сплетать две субкультуры, и что из этого получится - трудный вопрос. Меня всегда интересовало, получится ли взаимодействие культур.
Если перекладывать этот тезис на венчурный рынок и на ситуацию, которую сейчас мы наблюдаем сегодня на нем, и про те скорости решения задач, которые диктует нам новая цифровая экономика, где и микроплатежи и микроинвестиции могут смести вообще традиционную форму, которая сейчас устойчиво принята во всем мире. Это такая волна, которая сейчас набирает силу, но как она будет выглядеть: достигнет ли она 6-ти баллов, 8-ми, 9-ти, во что она превратится там через год, трудно себе даже представить. Как подготовиться к той войне, параметры которой еще очень трудно себе представить…
Нужно ли заниматься стратегиями, при том, что наверняка мир будет меняться довольно сильно? Да, безусловно. Я считаю, что стратегиями заниматься очень нужно. Более того, может быть, самое страшное, что у нас произошло за последнее десятилетие - то, что элита решила, что не надо заниматься длинными стратегиями, потому что это все ерунда и пустяки и надо заниматься реальной жизнью.
Преобразования, если мы говорим о больших трансформациях, всегда происходили в странах, где горизонт планирования- лет 20, т.е. почти на одно поколение. У нас элиты смотрят на год-два-три вперед максимум. И этот свой взгляд они транслируют всем в виде презрения к всяческим стратегиям. Стратегия - это ни что иное как попытка заглянуть вперед на 5-7 лет, может быть, на 20-25. Картина мира будет меняться? Будет. Надо решить для себя вопрос - мы куда хотим попасть. И выстраивать дорогу в этом направлении.
Возвращаясь к делам венчурным. Смотрите, что у нас получилось. Мы какое-то время мы считали, что, если все отпустить, все само собой устроится. Но, как говорит наша великая соотечественница Людмила Михайловна Алексеева:«Рано или поздно все устроится более и менее плохо». Хочу сказать, что это полностью соответствует теореме Коуза, потому что при положительных транзакционных издержках (силах социального трения) вы всегда получаете равновесие, но это плохие равновесия. Вот это мы и получили. Следующая фаза наших заблуждений состояла в том, что, если эти равновесия поправить и создать институты, то все будет хорошо. Если мы возьмем венчурные дела, то те цепочки институтов, которые для этого нужны, формально построены, но, если мы будем мерить эффекты, то они окажутся в 26 раз ниже, чем в Израиле, а Израиль по численности населения в 20 раз меньше, чем Россия. Не хочу перемножать эти цифры, но по существу получается, что у нас демоверсия. Только не надо задавать вопрос о количестве сделок и exit’ов в год, доле в экономике, отношении к численности населения и так далее. Вот та проблема, которую надо решать. Мы не попадаем сразу и напрямую в тот целевой образ, который вроде бы интуитивно считали правильным.
Поэтому тут варианта по меньшей мере два. Первый - мы говорим : «А мы туда и не собираемся». Есть страны, которые развивают инвестиционный процесс без большого венчурного рынка, например, Германия или Япония –это скорее англо-саксонская схема инновационной поддержки. Поэтому первый вариант - «Мы вообще другую дорогу будем строить», а второй вариант – «Нам туда надо, потому что это дает большую эффективность». Но, чтобы туда попасть, нужно решить цепочку проблем; мы выстраиваем такую дорогу на 10-15 лет, понимая, что есть разрывы - образовательные, культурные, юридические и так далее. И вот начинаем эти разрывы сокращать и запускаем стратегию, которая измеряется тем, удается эти разрывы сократить или нет. Кстати, я не отрицаю и первого варианта. Ни один вариант не является наилучшим. Поэтому надо определиться с вариантом и дальше уже искать путь движения. Собственно, это и есть разговор о стратегии.
Что могут ученые? Ученые выстраивают цепочку: если мы будем действовать вот так-то, то последствия будут вот такими, если вы не делаете вот так-то, последствия будут такими. Поэтому нередко сбывшимися являются те прогнозы, которые не были услышаны. Если правительства слышат прогнозы, то они, соответственно, меняют свое поведение и негативный, например, прогноз не оправдывается. И когда периодически появляется пророк, который говорит «Я ведь 7 лет назад говорил, предупреждал, вот видите, так и вышло». Дорогой, тебя не услышали, ты эту связку не донес до тех, кто мог на нее повлиять, поэтому оказался, к сожалению, прав. А если бы тебя услышали, то нужно было бы проверять, сработала ли связка. Я хочу сказать: ничего драматического нет в том, чтобы потом пересматривать прогнозы, по крайней мере, раз в три года смотреть, что менять.
Когда я сегодня на семинаре РВК говорил о том, что, похоже, мы готовимся к прошлой войне, я имел в виду немножко иное. Мы рассуждаем в системе координат, что есть деньги венчурного капиталиста, на которые мы создаем стартапы, а потом успешный стартап продается крупной компании. Это схема Кремниевой долины, возникшая еще 50 лет назад. Поэтому, если мы начинаем строить эту схему, то, во-первых, нужно учитывать, что эта же схема, например, во Франции, Германии или Японии так не сработала. Но главное -то другое - эта схема основана на определенных закономерностях в экономике. Почему стартап продается большой компании? Потому что экономия на масштабе делает новую идею таким успешным коммерческим продуктом. Экономия на масштабе - это большие капиталы, большая компания, большие деньги. Теперь вспомним, что аддитивные технологии, похоже, отменят эту стратегию. Т.е. сейчас возможно производство индивидуализированного, уникального продукта, не по сверхвысокой стоимости, а по стоимости, равной выпуску массового продукта. А зачем продаваться тогда, когда возможны платформенные решения и выход, заметьте, не на национальный, а на глобальный рынок с продуктом малого бизнеса?
Правильно я понимаю, что современные технологические решения, то, что вы называете платформами, дает возможность малому и среднему бизнесу, без продажи стратегу стать большим бизнесом?
Уточню - дает возможность не стать большим бизнесом, а выйти на мировой рынок. Т.е. обычно рассуждали так - малый бизнес работает на местных рынках, средний работает на национальных, большой работает на мировых. А теперь малый бизнес может работать на мировых рынках.
То есть даже без большого роста в деньгах, продукции и так далее у него просто исчезают национальные границы?
Да, во-первых, коммуникации дешевые, а во-вторых, это главное - тиражирование не требуется. Ведь где малый бизнес проигрывает? Он делает партию 30 штук, и это очень дорого. А большой бизнес делает партию 3 миллиона штук, и одна штука почти ничего стоит. Все, малый бизнес уничтожен или его надо продавать. Теперь так не будет. Остается, правда, вопрос, в каких сферах это будет действовать, в каких нет. Мы часто сначала недооцениваем новые тренды, а потом начинаем преувеличивать, что они кругом все преобразуют. Есть другая точка, где могут измениться условия игры - асимметрия информации. Ведь какой главный вопрос решает венчурный капиталист кроме того, что он должен предсказать будущее нового продукта? Он еще должен понять - его не обманут? Что сделают с его деньгами? Поэтому вынужден закладывать разного рода страховки. Теперь представьте себе: если действительно инвестор может иметь ту же информацию, которая в рабочем компьютере у портфельной компании, там нет асимметрии информации. Это огромное удешевление и ускорение! Другое дело, что асимметрии могут возникнуть в другом месте там, где концентрируются большие данные. Понятно, что Гугл или Амазон, или кто-то еще, кто обладает большими данными по роду своей деятельности, может манипулировать уже этой асимметрией. У него есть большие данные, а у нас нет. Но это другой разговор. Я просто хочу сказать, что давайте внесем поправки в стратегию, потому что входы и выходы могут выглядеть совершенно по-другому.
В связи с этим вопрос про микроинвестиции, например ICO. Насколько это может повлиять на изменение карты рынка и стратегий?
Конечно может, смотрите, ведь сейчас альтернатива в России выглядит таким образом. Откровенно говоря, сейчас с частными венчурными деньгами у нас плохо. В 2011 году, будучи главой консультативной рабочей группы при президентской комиссии по модернизации я ездил в Кремниевую долину, пытался понять, что у нас, что у них. Частные деньги могут быть выданы стартапу за минуты. А государственные не могут, как бы вы не совершенствовали технику. Чего боится любой государственный венчурный инвестор? Правильно – Счетной палаты, прокуратуры, Минфина, которые придут с вопросом «что вы с государственными деньгами сделали?» Мы же понимаем, нормальная пропорция – когда 80-90 % этих денег погибает, что один стартап из 10ти - это хороший результат. Но с точки зрения бюджетного контроля, это простите, тема для уголовного наказания. Поэтому, что бы мы ни говорили, все равно будут страховаться - 4 экспертизы, 8 комиссий. «Комиссия не имеет тела, чтобы его сечь, и души, чтобы ее проклясть», - так, кажется, сказал Михаил Сперанский. Это реальные риски реальных людей, принимающих решения. Поэтому мы и имеем такой вот неприятный выбор - частные деньги, которых нет, или государственные, которые действуют очень медленно, с колоссальной системой страховок. А возможность сбора денег на рынке, в сети, мелкими порциями зависит, вообще говоря, от того, насколько развито такое социальное явление как бриджинговый капитал - взаимное доверие незнакомых друг другу людей. Ну в сетях эти штуки могут формироваться довольно быстро. Правда, некоторые знатоки говорят, что не стоит обольщаться, потому что в сети все очень хорошо с доверием, пока не начинается монетизация. А когда начинается монетизация, то сразу выясняется, что вот это сообщество не такое уж и сообщество. Но, конечно, как выход из этой тяжелой дилеммы с отсутствием частных денег и тяжестью государственных, кстати, тоже очень небольших, это конечно интересный вариант. И надо понимать, что он упрется в состояние населения, его мозгов, доверия. И это - тема для отдельного разговора.
